Полвека назад их вполне официально называли «советским битлами». Особым вокальным обаянием «Поющие гитары» славятся до сих пор, оправдывая свое название.
24 мая легендарный коллектив дает один концерт в Нижнем Новгороде, во Дворце культуры автозавода. Начало в 19.00. 6+.
Корреспондент «НН» созвонилась с гитаристом, вокалистом ансамбля Владимиром Васильевым, расспросила его о славном прошлом и светлом настоящем знаменитого ансамбля.
Это была эпоха открытий…
- Шестидесятые годы. Ленинград. Вы – школьник, и на ваших глазах рождаются первые ВИА. Как всё начиналось? Пожалуйста, воскресите для читателей события и приметы тех лет: улицы, вывески и дома, еду и напитки, одежду и прически, места досуга, звучащую музыку, недавние студенческие волнения в Европе и битлов… Что долетало до вашего «окноевропейского» города, как воспринималось?
- Когда я еще учился в школе, впервые попал на концерт «Поющих гитар». В январе шестьдесят седьмого года они в течение десяти дней играли на новогодних елках в Таврическом дворце. Туда, конечно, было не попасть, никто толком не знал, что такое «Поющие гитары», и вообще все происходящее было окутано ореолом таинственности. Тем не менее, мне повезло: я попал на «Поющие гитары» и прекрасно помню свое полуобморочное, в хорошем смысле, состояние.
К музыке тогда я уже имел некоторое отношение: с малых лет учился играть на трубе, в 1965 году закончил музыкальную школу, и как раз года с шестьдесят пятого начал играть в  школьном ансамбле, который почему-то назывался «Тени». Мы, девятиклассники и десятиклассники, играли там всякие песни, начиная от «Я черную розу, эмблему печали В тот памятный вечер тебе преподнес»  до «Отшумело, отзвенело бабье лето» и «Виновата ли я». Представляете, на школьных вечерах, посвященных Восьмому марта, Дню Красной армии мы пели такие песни! Зато в конце программы в качестве, как сейчас говорят, бонуса - эдакой приятной неожиданности - мы исполняли что-то из репертуара ансамбля «Битлз», типа «Гёл», «Мишел», и эту, малоизвестную тогда музыку, называли «медленный фокстрот». Пели на английском… на псевдоанглийском, потому что в те годы слова  англоязычных песен достать было практически невозможно. То есть это существовало где-то, за семью печатями, у каких-то редких счастливцев, кому повезло стать обладателем иностранных журналов типа Melody Maker или Mercey Beat, которые привозили из Польши и Чехословакии. И – да, там печатали слова песен ансамбля The Beatles, настоящие английские слова. Но так как раздобыть это было крайне сложно, все пели «как слышали», и тут уже было все равно, на английском написана песня, на монгольском ли, главное – что она звучала в принципе и исполнялась с огромным энтузиазмом.
Тогда же была выработана «формула успеха», которая звучала так: если ты играешь на гитаре, а при этом еще и поешь, да еще и на английском – все девчонки твои! С годами мы поняли, что это – правда (смеется).
Это была эпоха открытий. В шестьдесят первом появился фильм «Человек-амфибия» с песней «Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно». В этом же году в Ленинграде открылся кинотеатр «Кинематограф», где показывали американские и трофейные немецкие фильмы: «Серенада Солнечной долины», «Индийская гробница», «Девушка моей мечты», наше кино из Госфильмофонда. Я прекрасно помню мамин проигрыватель пластинок с тяжелой крышкой, открывающейся кверху. Мы ставили на вертушку самодельные пластинки – круг рентгеновской пленки, на которой были запечатлены части какого-нибудь  человеческого скелета – и слушали так называемый «рок на костях». У старших товарищей мы приобретали эти пленки по пятьдесят копеек штука.
Слышимость в нашей коммунальной квартире была что надо, и я помню свое шоковое состояние, когда у соседей появился катушечный магнитофон «Комета» с записями в комплекте. Через стену мы вникали в божественную Only you, и в «Шестнадцать тонн, так много руды», и узнали еще одну сногсшибательную мелодию – Литтл Ричард пел  Long Tall Sally. Многие кривились и говорили: «И  чего они орут какими страшными голосами!». Голоса, действительно, были по тем временам непривычные своей форсированностью… и какой-то особой свободой. А общепризнанно красивыми голосами – спокойными, «официальными» - пели Гелена Великанова, Майя Кристалинская, Владимир Трошин, многие другие. Именно они и звучали по радио… а телевизоров тогда практически ни у кого не было.
В старших классах, то есть в середине шестидесятых, мы уже слушали на пленке ансамбль «Битлз», еще не имея понятия ни о Ленонне, ни о Маккартни. Впрочем, была возможность посмотреть на них. Мы экономили на завтраках; потом старшеклассники за 15-20 копеек в мужском туалете давали посмотреть фотографии, перепечатанные из зарубежных журналов. Так мы впервые увидели четырех парней в костюмах, с галстуками, с гитарами, которые пели так нравившиеся нам песни на английском языке, и которые нам тоже хотелось исполнять. Уверяю вас: завораживающий для того времени звук электрогитар, возбуждающий ритм были совершенно в диковинку для всего Советского Союза.
С оглядкой на битлов
 - Как возникли «Поющие гитары»? Откуда всё началось?

-  Всё началось, наверное, с того, что Анатолий  Николаевич Васильев, один из сооснователей «Поющих гитар», до шестьдесят шестого года играл на гитаре в ансамбле «Дружба», аккомпанируя Эдите Пьехе. У «Дружбы» имелся свой уклад и художественный образ: там была солистка-женщина Эдита Станиславовна, ей помогал вокальный ансамбль «Дружба» и всем им аккомпанировал инструментальный ансамбль – барабаны, гитара, рояль, за которым сидел Александр Александрович Броневицкий. Но в те годы мы узнали «Битлз»: дело в том, что они  и пели, и играли одновременно, и это была совершенно новая для нас форма самовыражения. Это, конечно, очень сподвигло Анатолия Николаевича. Последней каплей стало посещение концерта Марино Марини. Увидев воочию, как одни и те же люди и поют и играют, он подумал: а не пора и попробовать - как сказал герой Евстигнеева в фильме «Берегись автомобиля» - не попробовать ли замахнуться на товарища нашего Шекспира. Словом, гениальная мысль овладела Анатолием Николаевичем, он собрал единомышленников - и появились «Поющие гитары».
Но сначала этого названия не существовало, а существовал только только-только сложившийся вокально-инструментальный ансамбль, который летом 1965 года уехал в пансионат на Черноморское побережье, в район поселка Лазаревское, и, наслаждаясь  отдыхом, одновременно репетировал программу.  Вернувшись в Ленинград, музыканты удачно прослушались в «Ленконцерт», и встал вопрос, как же их назвать: «Балтийский берег», «Балтийские чайки», «Невские берега», «Волна» - названий предлагалось много. В ироге получилось следующим образом. По воспоминаниям  Анатолия Николаевича и Жени Броневицкого, когда всё еще безымянный ансамбль принимали на работу в Ленконцерт, в какой-то момент кто-то спросил: «И где же эти, гитары, поющие?». Название было брошено в пространство – и его подхватили. Так худсовет «Ленконцерта» записал молодой ансамбль в реестр концертных организаций под именем «Поющие гитары».
Тут же, конечно, пришлось решить еще ряд вопросов. Ведь нельзя было просто взять и отпустить «Поющие гитары» на гастроли. Артисты были обязаны пройти тарификацию и получить ставки, а ансамбль - получить гастрольное удостоверение, чтобы иметь право выступать за вознгаграждение. Программа обязательно должна быть залитована и утверждена худсоветом, и не дай Бог спеть чего-нибудь лишнего. Правда, некоторые ансамбли на свой страх и риск в конце программы, на бис, всё-таки пели то, чего нет в программе. И если удавалось проскочить – если никто, скажем, из города Новосибирска не писал в концертную организацию письмо в духе «да что они себе позволяют, со сцены на английском петь, так что публика вскакивает с мест, просим прекратить безобразие» - считалось, что повезло.
Впрочем, даже если такие письма и приходили, все ВИА конца 60-х – начала 70-х  годов приносили гигантские прибыли концертным организациям, и поэтому художественное и общее руководство концертных организаций закрывало глаза, всё прощало - и вновь отправляли ансамбли на гастроли, чтобы те пополняли государственную копилку.
- Прибыльно ли было музыкантам работать в ВИА?
- Все ансамбли были тарифицированы Министерством культуры СССР – тогда его возглавляла Екатерина Алексеевна Фурцева, после нее был Петр Нилыч Демичев. У меня до сих пор хранится тарификационное удостоверение артиста – оно похоже на диплом об окончании университета – и в нем написано, что такой-то является артистом вокально-инструментального жанра, категория высшая, ставка 11 рублей. Это была самая высокая ставка в нашей среде; правда, потом ее почему-то снизили до червонца. За сольный концерт платили двойную ставку, 22 рубля. За минусом сборов и налогов - 13% подоходный, 6% налог на бездетность, комсомольские и профсоюзные взносы - оставалось порядка пятнадцати с чем-то рублей за концерт.
В целом оплата нашего труда происходила по классической схеме сдельщины, как например, на заводе: выпилил токарь сто деталей – получил сто рублей, выпилил триста деталей – получил триста рублей. Схожим образом было устроено и в нашем благородном деле, и потому при норме двадцать концертов в месяц мы давали по тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят – на сколько сил хватало – потому что залы всегда битком и спрос превышал предложение. Ну и считаем - умножьте пятнадцать рублей на ежемесячное количество концертов. Получалась очень большая зарплата! В те времена сто двадцать рублей были огромнейшей зарплатой, столько получали кандидаты наук, начальники цехов; министры и директора заводов получали по четыреста. А ты выходишь с гитарой на сцену, поешь какие-то песни и получаешь вдвое больше министра… и тебе – двадцать пять лет!
Выступать на стадионе для многотысячной толпы для нас, молодых музыкантов, было привычным делом, нормой. Не в сиротливом сельском клубе – я никогда в таких аудиториях и не выступал, Бог миловал. Мы играли только в самых крупных городах, в столицах, на самых больших площадках, потому что на концерты приходило бешеное количество народу. Мы приезжали обычно в крупный город на неделю и давали по три, четыре, пять концертов в день. Иногда бывало и по семь – первый сольный концерт в десять утра. Помню, на Дальнем Востоке мы дали 118 концертов за 29 дней!
- Позволю себе спросить: на что уходили деньги?
- На то, чтобы выглядеть получше, а самое главное – на оборудование. На усилители и гитары мы тратили до 90% заработанного. Потому что нигде ничего не было в самом буквальном смысле слова.
- Раз вы брали пример с битлов, то, наверное, старались достать себе такие же инструменты, как у них? Кстати, на каких гитарах тогда играли The Beatles?
- В начале карьеры Маккартни играл на Hofner Violin Bass – сейчас  я с вами разговариваю, а передо мной находится точно такая же гитара; я играл на точно такой же гитаре, как у Маккартни. Джордж некоторые песни играл на Gretsch Duo Jet, некоторые на Epiphone, и иногда, избранные произведения – на 12-струнном Rikkenbakker, позже для соло пользовался Fender Rocky Stratocaster. А Леннон играл на Epiphone, плюс у него был специальный Rikkenbakker черного цвета с укороченной мензурой. Потом они экспериментировали с другими инструментами, но начиналось все с этого.
А мы… мы начинали играть на самодельных гитарах. Самая-самая первая гитара, которую мы приобрели за шесть пятьдесят в магазине «Мелодия», была акустическая, сделанная на фабрике имени Луначарского, и на нее мы ставили звукосниматель за девять рублей. На нее мы также пробовали ставить другие струны. Рядом с моим домом на Васильевском острове располагалась общегородская свалка, на которую  свозили всякие промышленные отходы со всех заводов Ленинграда, и фабрика «Красный Октябрь» везла туда некондиционные рояли и пианино, а завод Козицкого – некондиционные телевизоры. Втайне от дежурных, которые там ходили, под покровом ночи мы плоскогубцами откусили от рояля басовые струны и попытались ставить их на гитару за шесть пятьдесят. Гитара сломалась пополам. Мы шли в магазин, покупали следующие гитары, снова пробовали ставить струны - и гитары ломались вновь. После ряда таких вот экспериментов мы поняли, что тут существует какой-то подвох, и действительно, опытные люди дали нам пару хороших советов. Так, на вопрос «Где взять струны» - а бас-гитарных струн в Советском Союзе тогда не бывало в принципе –  старшие товарищи научили нас приобрести в магазине «Мелодия» набор струн для русского народного оркестра. Набор представлял собой объемистый полиэтиленовый пакет, в котором среди прочего имелись три струны для контрабасовой балалайки. А так как для бас-гитары требуется четыре струны, этих пакетов пришлось купить две штуки, зато мы стали счастливыми обладателями сразу шести басовых струн! Таким образом, с бас-балалаечными струнами на гитаре за шесть пятьдесят родилась первая в Союзе бас-гитара. Мы ее включали в усилители «Украина», которые имелись в каждой школе при киноустановках.   
Став постарше, я сделал гитару полностью сам, выпилив корпус из дерева. Это был 1968 год, я учился в политехническом институте – по образованию-то я инженер с энергомашиностроительным факультетом. Тут позволю себе отвлечься буквально на пару слов. Практически все музыканты Советского Союза – 99 процентов – не имеет высшего музыкального образования. Это всё – технари, закончившие все что угодно кроме музыкальных вузов, потому что попросту не было институтов, которые могли бы научить нас игре на электрогитаре. Ну не было такого в шестидесятые годы! Всё, чего мы добивались – появлялось только благодаря фантастической увлеченности, какому-то сумасшествию. Так, играли мы благодаря тому что были пластинки и мы занимались фанатично, в любую свободную минуту и по три-пять часов в день, и пассажи давались нам ценой протертых штанов и сбитых в кровь пальцев…   Мы ходили в гости к счастливым обладателям магнитофонов и переписывали пленки. Мы ходили к фарцовщикам – когда появились первые пластинки, появись и специальные люди, которые их продавали - и мы у них покупали «фирму» по двадцать, тридцать рублей за пластинку, и заслушивали до дыр… Словом, самым честным и главным учителем тогда был магнитофон, который тебя никогда не ругал и был готов повторять «как правильно» несчетное количество раз.
Через армию – к «звездам»
- Как складывалась ваша музыкальная биография до «Поющих гитар»?
- После окончания я, естественно, должен был служить в армии. Но в шестьдесят девятом году, будучи студентом, я играл на танцах в ВИА «Лира», который, без хвастовства, был одним из лучших ансамблей Ленинграда: нас было пять теноров, и мы очень прилично пели. Мы играли во Дворце культуры имени Молотова – было такое очень популярное место, называлось «Молоток». По выходным там собиралось огромное количество молодежи, и мы для них играли и свои песни, и всякие популярные, в том числе битловские, тем более что «Битлз» к тому времени успели выпустить все свои альбомы, так что у нас в репертуаре были вещи и из «Белого альбома», и из Abbey Road, что, в общем было нормой: как только выходила новая пластинка, через месяц-другой вещи оттуда играли все ансамбли Ленинграда, а на месяц-два попозже это подхватывалось и в других городах страны.  Вся молодежь, которая была неравнодушна к этой музыке, с превеликим энтузиазмом находила, разучивала и исполняла эти песни.
В «Лиру» меня взяли на место бас-гитариста, которого забрали в армию; он попал в Ансамбль песни и пляски Ленинградского военного округа. И именно он предложил «Лире» в полном составе прослушаться в Ансамбль песни и пляски, «потому что через год-два и вам придет повестка, и чем черт не шутит…».  Этот совет показался нам очень разумным. Мы подготовили хорошую концертную программу на полтора часа, взяли автобус, приехали со своей аппаратурой и в актовом зале этого Ансамбля песни и пляски для всех дали большущий сольный концерт. Художественный руководитель Ансамбля, Николай Иванович Кунаев, как человек другого поколения модной музыки еще не слышал и вообще был воспитан на совершенно других песнях. Он посмотрел на нас ошалевшими глазами и сказал, обращаясь к начальнику Ансамбля, полковнику Леонову: «Виктор Ефимович, эти мальчики мне нужны!». Практически это означало следующее: когда встал вопрос о службе в армии, я прибежал в Ансамбль и сказал, что меня забирают. «Вовочка, - сказал Кунаев, - не волнуйся». При мне он набрал Генеральный штаб на Дворцовой площади и приказал прислать приказ о моем перенаправлении в Ансамбль песни и пляски. Таким образом, когда ко мне пришла повестка, я спокойно прибыл в военкомат, получил командировочное предписание и прибыл с ним в Ансамбль, где пел в хоре… и продолжал играть в ансамбле «Лира». Это был семьдесят первый год, и мы стали первым ансамблем Советского Союза, который выступал в военной форме.
Демобилизовавшись, я не уже не задавался вопросом, чем заниматься дальше. Музыкой, и ничем больше!
Вскоре меня пригласили в московский ансамбль «Добры молодцы», работавший под крылом Госконцерта. В составе «Молодцев» тогда играл Сева Новгородцев, был солистом Юра Антонов, а вообще получилось забавно: столичные «Молодцы» по большей части состояли из ленинградцев, которых было девятеро плюс двое или трое москвичей.  Год с чем-то я поиграл там. Потом вдруг, поздней осенью 1974-го поступило неожиданное предложение…
Тут необходимо пояснить, что во время службы в армии и далее я иногда сотрудничал  с экспериментальным ансамблем при Союзе композиторов. Он так и назывался, «Экспериментальный ансамбль Союза композиторов СССР». На этом ансамбле проверяли свои творения молодые ленинградские композиторы Валерий Арзуманов и Александр Журбин, окончившие теоретико-композиторский факультет Ленинградской консерватории. Да-да, это началось задолго до «Поющих гитар»: мы дружили, они нам показывали свои произведения, какие-то из них мы даже исполняли. И когда встал вопрос о постановке журбинской рок-оперы «Орфей и Эвридика» силами «Поющих гитар», Журбин предложил Анатолию Николаевичу троих из нас – «хороших ребяток, которые легко читают ноты, очень прилично играют на гитарах и могут справиться с постановкой». И предложил Анатолию Николаевичу нас прослушать. Я прекрасно помню это тридцатое декабря и это прослушивание, проходившее во дворце культуры имени Горького, на базе ансамбля «Поющие гитары». Мы приехали втроем: я на бас-гитаре, соло-гитарист Семен Шнейдер  и Валерий Бровко с ритм-гитарой. «Поющие гитары» были на сцене в полном составе, внимательно слушали нас, смотрели со всех сторон, и Анатолий Николаевич принял решение, что мы им подходим. Так мы стали полноправными участниками первого в Союзе ВИА.
Первые полгода 1975 года мы одновременно репетировали  оперу «Орфей и Эвридика» и входили в репертуар – разучивали концертную программу и ездили на гастроли уже с «Поющими гитарами». В конце июня состоялось генеральное прослушивание, а 24, 25 и 26 июля была премьера первой советской рок-оперы «Орфей и Эвридика» в оперной студии Ленинградской консерватории. Это – знаменитый исторический факт! С тех пор я отработал ровно 900 спектаклей «Орфея и Эвридики» - играл на бас-гитаре и пел. И грех жаловаться: оперу принимали так, что годы, проведенные с ней, были, пожалуй, самыми лучшими в моей творческой биографии.
Приходилось наступать на горло песне?
- Известно, что бешеный успех «Поющим гитарам» принесли их, как сейчас говорится, кавер-версии иностранных хитов. А много ли у них было «своих» песен?
- У «Поющих гитар» был великолепный «свой» репертуар. Я уже говорил, что  услышал их первый раз в 1967 году, и, конечно, была мысль: «Вот бы поиграть в таком составе!».  Впрочем, уверен, что во время концертов все молодые гитаристы, сидящие в зале, точно так же как и я, горящими глазами смотрели на сцену и мечтали о одном и том же — играть с «Поющими гитарами».
В те годы «Поющие гитары» называли «советским битлами»: какая-то газета именно этими словами написала о них. Тем более что на это были реальные причины: сочетание голосов Жени Броневицкого и Саши Федорова плюс ансамблевое многоголосие здорово напоминало звучание битлов. Ни один ансамбль Советского Союза не обладал такой манерой исполнения; кстати, особым вокальным обаянием «Поющие гитары» славятся до сих пор, оправдывая свое название.
- Наверное, в те времена группы, подобные  «Поющим гитарам», можно было пересчитать по пальцам одной руки?
- Нет-нет, тут вы неправы. Ансамблей было полно! Так, в каждой из пятнадцати союзных республик были свои очень хорошие ансамбли, например, молдавский «Норок». Далее начали появляться ВИА в Москве: «Голубые гитары» Игоря Гранова, «Веселые ребята» Павла Слободкина, «Поющие сердца» Вити Лихштейна. Потом образовался, как говорится, придворный ансамбль — в хорошем смысле этого слова - «Самоцветы» Юры Маликова.  В Узбекистане один за одним организовывались прекрасные ансамбли, в Беларуси появились «Песняры» - в 1969 году они выиграли всесоюзный конкурс артистов эстрады. «Ариэль» появился в Челябинске, «Лейся, песня», - это уже семидесятые, - многочисленные балтийские ансамбли... Кого там только не было! И, всё это, между прочим - профессиональные музыкальные ансамбли, музыканты которых имели трудовые книжки и ездили на гастроли, а им шили костюмы за государственный счет. А ведь помимо этого существовали десятки и сотни ансамблей — слово «группа» тогда нельзя было употреблять, что еще за «группа»? Я уж не говорю про слово «рок»! - имевших условно-самодеятельный статус. Они состояли из людей, которые где-то учились или работали, а по выходным собирались в каком-нибудь Доме культуры, репетировали и иногда, три-четыре, максимум десять раз в год где-то выступали. Таких ансамблей было полно в каждом крупном городе, и некоторые из них очень хорошо играли. В определенном смысле им можно было позавидовать: над ними не довлел худсовет, не было репертуарной обязаловки. В этом отношении они были гораздо свободнее нас, и потому смело играли все новые англоязычные песни — и Smoke On The Water, и I Can`t Get No Satisfaction, и прочие, а так как у них был любительский статус, то наказывать их было не за что. В этом отношении «официальный» ансамбль с залитованной программой был ограничен рамками. И тем не менее даже мы ансамбли в силу своей безумной популярности и невероятной прибыльности порой  позволяли себе кое-что. Например, на концерте играли залитованную программу, а перед тем, во время проверки и настройки аппаратуры, оттягивались по полной. «Чикаго», Blood, Sweat & Tears, “Холлисов», «Кингкримсонов» - чего там только не звучало! Но едва открывался занавес — пластинка резко менялась на, скажем, какое-нибудь «Не надо печалиться, вся жизнь впереди...». Это считалось особым шиком, прийти на саундчек и виртуозно, запросто выдать какое-нибудь особенно заковыристое западное произведение, а на концерте спеть что-то простенькое вроде «Выбери меня, выбери меня».
А еще в течение всех семидесятых годов, в эпоху ВИА, все ансамбли были обязаны исполнять исключительно песни советских композиторов, причем еще и членов Союза композиторов. То есть если ты не имеешь официального композиторского образования и не состоишь в Союзе, твои песни не имеют права звучать со сцены.  Даже Юрий Антонов, который сейчас «наше всё», написавший сотни потрясающих песен, но не имевший профессионального композиторского образования, долго проходил под рубрикой «автор-исполнитель». Ну вот не состоял человек в Союзе композиторов! Поэтому ему и пластинки не разрешали записывать до 1979 года, и в «Поющих гитарах» он пел всего-то буквально пару-тройку своих песен. Потому что была квота: на каждом концерте можно было исполнить две-три, максимум четыре песни, написанные участниками коллектива. Сейчас, к счастью, можно петь все что хочешь, где и как хочешь, и кто написал песню, композитор или инженер, никого не интересует.
Полвека на сцене – это здорово!
- Наверное, у вас были фанаты… и фанатки. Как это выглядело полвека назад?
- Выглядело это очень просто.  На гастролях часто бывало, что по часу, по полтора мы не могли выйти из Дворца спорта: многотысячная толпа стояла у служебного входа, и все хотели на нас посмотреть. Пока ты со всеми не сфотографируешься, не дашь автограф — не выпустят, не дадут доехать до гостиницы. Никаких охран, как сейчас, не было:  все было тихо, мирно, как-то по-дружески и очень весело. Девчонки приходили, вручали цветы, подарки какие-то, в том числе на сцене во время концерта и никогда — никогда! - не был такого, чтобы хоть один охранник где-то неподалеку был и, не приведи Господи, кого-то отпихнул. Любой зритель в любой момент концерта мог спокойно подняться на сцену и подарить любой подарок артисту, который ему симпатичен. Атмосфера в зале была совершенно другая, и то время я вспоминаю с большой благодарностью. И фанатки были, и летали вслед за нами в разные города на концерты, так что частенько выходишь на сцену — а перед тобой те же лица: «Ой, мы не можем без вас. Вы нам так нравитесь, так нравитесь!».
- Чувствуете ли вы себя «легендой», которую вдруг стали окружать «иконы битлов, ладан-гашиш»?
- Я не понимаю, что это такое - «чувствовать себя легендой». Вирус легендарности как-то меня не поразил; может, это еще произойдет в будущем? Могу сказать так: я на сцене уже полвека — и это здорово!
- Может, вас в трамвае узнают?
- Нет-нет, увольте! Это по молодости было приятно: идешь ты, скажем, по сочинской набережной, а  к тебе подбегают за автографом: «Ой, мы вчера были на вашем концерте! Ой, мы вас узнали! Ой, как было здорово, спасибо вам огромное...». Сейчас мы находимся в том элегантном возрасте, когда лучше незаметно, в темных очках, чтобы вообще никто не узнавал. Так спокойнее. На концертах — да, люди подходят, благодарят, просят дать автограф, и в их глазах читается, что они знаю тебя многие десятилетия, помнят и уважают. Это солидно, это достойно...  и в этом есть нечто очень трогательное.
- Принимаете ли вы какое-либо участие в деятельности Музея русского рока? Несколько лет назад по городам российским пропутешествовал Владимир Рекшан, неся весть о музее и собирая экспонаты…
- Мы с Володей познакомились в шестьдесят девятом году. Он был лидером молодежного любительского ансамбля «Санкт-Петербург», где играл на гитаре и сочинял песни, и одновременно являлся хорошим, серьезным спортсменом, чуть ли не мастером спорта по прыжкам в высоту. Сейчас он сделал Музей «Реалии русского рока» на Пушкинской 10. Там очень хорошая экспозиция, очень хорошая атмосфера, и к Рекшану часто приезжают музыканты — поболтать, повспоминать и посмотреть на реликвии. Там куча интереснейших вещей, и все пропитано духом Советского Союза времен шестидесятых-семидесятых. Иногда туда и молодежь заходит: интересуются, задают вопросы, а Вовка ведь очень хороший рассказчик, наделенный даром повествования, так что всем очень нравится слушать его истории о создании Музея, о ленинградском рок-клубе и о многом другом.
От станции «Разлука» до станции «Любовь»
- В биографии «Поющих гитар» был большой перерыв. Как и почему произошло воссоединение коллектива?
- Всё произошло очень просто. Появился молодой человек Антон Гарнов, студент, которому нравились «Поющие гитары», горящий идеей собрать коллектив и концертом отметить его тридцатилетие. Он нашел все контакты, связался с возглавившем ансамбль Гришей Клеймицем. И вот в девяносто седьмом году - кстати в апреле годовщина — собрали всех музыкантов «Поющих гитар» за все прошедшие годы, порепетировали и сделали юбилей. Приглашены были все: Эдуард Хиль, Людмила Сенчина, все ленконцертовские люди — зал битком, и это было очень эмоционально, по-доброму, все друг по другу соскучились, ну а «Поющие гитары» исполнили то, что играли в шестидесятые-семидесятые — с прежним задором и энтузиазмом. Это было очень трогательно. И, видимо из-за того, что концерт получился настолько ярким, эмоциональным, убедительным и красивым, у зрителей возникло предложение «А не продолжить ли вам?» относительно «Поющих гитар». Ансамбль «Поющие гитары», почесав затылок, с этим предложением согласился. И вот уже 22 года, как мы с тех пор не можем остановиться.  
- В музыкальной истории существует ряд великих коллективов, которым по многу лет и в составе которых по естественным причинам сохранилось ни одного участника из первого состава. Рок и эстрада как раз сейчас подходят к этому рубежу, когда – дай им Бог здоровья – легендарные музыканты начинают уходить со сцены. Как по вашему, что «правильнее» – когда десятилетие за десятилетием слушателей радуют вечно молодые «Песняры» и «Самоцветы», или когда Led Zeppelin, сделав пару попыток замены состава, ушел под воду  с поднятым флагом?     
- Ансамбль «Поющие гитары» доказал свою жизнеспособность именно как творческая единица. Молодежи двадцать первого века мы, конечно, не слишком интересны: у них другие вкусы и музыкальные предпочтения. А вот более возрастным слушателям приятно прикоснуться к воспоминаниям, и в этом отношении для них «Поющий гитары» - живительный глоток воздуха. На наших концертах такие слушатели плачут, вместе с нашими песнями возвращаясь в свою молодость. И то, что послушать нас приходят взрослые люди — это нормально, но они порой и внуков-тинейджеров прихватывают… которые стоят, широко открыв глаза и благоговейно слушая концерт — потому что он честный, без «фанеры», на огромной эмоциональной отдаче, и невозможно не оценить то, что происходит на сцене.

- Есть ли у вас новые песни?
- Конечно, есть. Мы не стоим на месте. Но я не открою секрета, сказав, что слушатели особенно сильно реагируют на классику, и не играть ее мы не можем. Это как Пол Маккартни до сих пор, заканчивая концерт, поет Yesterday. Иначе его просто не поймут. Хотя и у него есть новые песни.  Так и мы - стараемся исполнять классику и новые песни в соотношении пятьдесят на пятьдесят.
- Пола Маккартни не поймут, если он не исполнит Yesterday. Без чего зритель  «не поймет» вас?
-  «Синий иней», «»Сумерки» и «Для меня нет тебя прекрасней». «Воскресенье — радостный день», Если  выйдешь  ты мне навстречу», «Люди встречаются», «Песенка велосипедистов»... Без этих песен, считай, весь концерт насмарку.

Мария Федотова.

На фото: 1. Владимир Васильев, Ирина Понаровская, Алексей Голубев, Евгений Броневицкий, Альберт Асадуллин, директор ансамбля Алла Юрьевна, Семен Шнейдер, Александр Федоров, Анатолий Васильев.
                   2. Владимир Васильев - как все начиналось...
                   3. Владимир Васильев.

Справка «НН»
Первый в СССР вокально-инструментальный ансамбль   «Поющие гитары» был создан в Ленинграде в 1966 году гитаристом эстрадного ансамбля «Дружба» Анатолием Васильевым.  До 1975 года музыканты записали десятки хитов, составивших золотой фонд отечественной эстрады.
С 1975 года, активно участвуя в постановке первой советской рок-оперы «Орфей  и  Эвридика», «Поющие  гитары» занялись постановкой рок-опер, перестали быть ВИА и в итоге влились во вновь образовавшийся театр «Рок-опера».
В  1997  году по инициативе  Антона  Гарнова «Поющие гитары»  воссоединились и на волне успеха возобновили концертную и студийную работу.
За  полувековую историю существования через ансамбль прошло более сорока  музыкантов, в  том числе Ирина Понаровская, Юрий Антонов, Альберт Асадулин, Александар Розенбаум...
Сегодня  в  составе  коллектива - первый  участник и основоположник   ВИА Евгений   Броневицкий (с 1966 г., вокал,  бас-гитара), Василий   Борисов  (с  1969 г., вокал,  гитара), Владимир   Васильев (с  1974 г., вокал, гитара,  клавишные),  Валерий   Кочегуро  (с  2003 г., вокал,  гитара), Милена   Вавилова  (с  2004 г., вокал).